Здравствуйте, уважаемые коллеги. Сегодня, 23 сентября 2022 г., рассмотрим утверждение Г.А. Амановой, что в традиционный период «литературным языком в Корее … был китайский» (с. 6). Напомню, что это один из аргументов, которые она приводит в пользу «подражательности» корейской литературы.

«Подражательность» - этот изобретенный ею «термин» служит в ее диссертации синонимом понятия «лишенный самобытности». Как я уже писала в посте от 4 сентября, источником этого «термина» стала для Г.А. Амановой вывернутая наизнанку цитата из статьи Л.Р. Концевича «Корейская поэтика» (1974, 2-е изд. 2001), где он писал: «нет оснований категорически заявлять о подражательном характере корейской литературы на ханмуне» (с. 347-348). Таким образом она решила ему отомстить за то, что он написал в 2010 г. письмо в ВАК против ее несостоятельной диссертации 2010 г.  Еще одним синонимом «подражательности» является у Г.А. Амановой «этническое своеобразие», где под «этническим» подразумевается все китайское, или ненациональное, что не соответствует научному значению понятия «этнос». Тезис о «подражательности» недостоверен хотя бы уже потому, что на самом деле это была двуязычная литература. Это – общеизвестный факт, составляющий специфику корейской классической (традиционной) литературы и лежащий в основе теории корейского литературоведения. Любой человек может прочесть в Интернете статью известного переводчика и теоретика корейской классической литературы Л.Р. Концевича «Корейская литература» из «Большой советской энциклопедии», которая начинается со слов: «Истоки корейской литературы восходят к древне-корейскому фольклору начала нашей эры. До конца XIX в. она была двуязычной и создавалась как на официальном литературном языке ханмуне — кореизированной форме китайского литературного языка вэньяня, так и на корейском языке»[1]. (подчеркнуто нами).

О двуязычности корейской традиционной литературы знает любой кореевед. С изучения темы «Корейская литература как сплав местной фольклорной и китайской культурной традиций. «Двуязычность корейской литературы» – с этого раздела начинается в российских вузах изучение дисциплины «Литература изучаемого региона (Корея)»[2]. Отрицание двуязычности традиционной корейской литературы свидетельствует об отсутствии у Г.А. Амановой даже начальных знаний об этой литературе.

Надо подчеркнуть, что Г.А. Аманова не имеет корееведческого образования[3], специальной теоретической и языковой подготовки и публикаций по теории корейской литературы, в том числе таких, где бы она рассматривала тезис об «этническом» (т.е. китайском, или ненациональном) своеобразии и «подражательности» корейской литературы. Таким образом, закономерен вопрос: на каких основаниях ее диссертация вообще была принята к защите по специальности «теория литературы», если согласно п. 11. "Положения о присуждении ученых степеней", «основные научные результаты диссертации должны быть опубликованы в рецензируемых научных изданиях»? Нарушения законодательства тут налицо.

Красноречив тот факт, что на ее защиту не был приглашен ни один кореевед и ни один востоковед-филолог, специализирующийся на Дальнем Востоке. В диссовете ТвГУ нет ни одного востоковеда. Не являются востоковедами и авторы отзывов: официальные оппоненты, научный консультант и ведущая организация - кафедра русской и зарубежной литературы Института филологии и межкультурной коммуникации КазФУ, которая готовит филологов — специалистов по русскому, английскому и испанскому языкам и литературе[4]. При этом они взялись выступать от имени востоковедов. Научный консультант С.И. Кормилов, автор диссертации «Маргинальные системы русского стихосложения» (1991), назвал Г.А. Аманову «гуманитарием широкого профиля, каким и должен быть… востоковед» (с. 3-4),  а в отзыве ведущей организации ее работа была признана «первой в российской и зарубежной ориенталистике последовательной попыткой создать общую теоретическую модель исследования корейской литературы в широких сопоставительных связях и отношениях» (с. 3). (курсив наш).

Хотя составитель отзыва ведущей организации д.ф.н. Р.Ф. Бекметов пишет, что  «положения, выносимые на защиту, доказаны» (с. 10), в реальности Г.А. Аманова никак не доказала в своей диссертации, что языком корейской литературы традиционного периода был китайский. В ней образцов поэзии на китайском языке (она называлась ханси) нет вообще, и все примеры из поэзии традиционного периода как в тексте диссертации, так и в приложении относятся исключительно к жанрам на корейском языке, а именно: хянга; минё; каё; каса; сичжо. Таким образом, не соответствует действительности утверждение оппонента д.ф.н. Федотова, автора диссертации «Проблема происхождения русского литературного стиха» (1985), что «все многочисленные жанровые модификации корейской поэзии в динамике их исторического бытия детальным образом проиллюстрированы фактическим материалом… в тексте… диссертации» (с. 6, подчеркнуто нами). А как же ханси? Отсутствие примеров ханси говорит о несостоятельности и другого вывода д.ф.н. О.И. Федотова, что «несомненным достоинством рассматриваемого диссертационного исследования [Г.А. Амановой] является гармоническое единство кардинальных теоретических проблем и их адекватного историко-литературного  обоснования» (курсив наш).

Не приводит Г.А. Аманова и научного определения термина ханмун. Она именует его «кореизированным вариантом китайского языка» (с. 13, 46, 85), «кореизированным китайским языком 漢文» (с. 16), не разъясняя, какой именно это был китайский язык. Согласно определению, данному видным отечественным теоретиком корейской литературы Л.Р. Концевичем, под ханмуном «в Корее понимается кореизированная форма классического письменного языка вэньянь» (выделено нами). Он разъясняет, что это был литературный и деловой язык корейских государств, начиная с первых веков новой эры и до конца XIX в. Будучи совершенно не связанным с разговорным корейским языком, ханмун, тем не менее, стал универсальным средством письменного общения… В Корее ханмун подвергся различным изменениям…. Китайская  письменность является заимствованной в таких странах, как Корея, Япония, Вьетнам. Это своего рода дальневосточная латынь, обладающая спецификой для каждого языка».[5] Подчеркнутое нами свидетельствует, что признаком «этноса» в научном понимании этого термина ханмун никак не может считаться.

Не приводит Г.А. Аманова и разъяснений, почему это был «кореизированный» язык, хотя для решения поставленного в диссертации вопроса о соотношении «своего» и «чужого», то есть о специфике традиционной корейской литературы, такое разъяснение имеет большое значение. То есть корейскую специфику Г.А. Аманова намеренно игнорирует, искусственно подгоняя приводимые аргументы к своим выводам о ненациональном характере корейской культуры и литературы, которые в реальности ничем у нее не подкреплены.  

Вопрос о том, являлись ли «подражательными» литературы Вьетнама и Японии, где также имелась литература на китайской письменности, остался в диссертации Г.А. Амановой без рассмотрения.  И не случайно том «Библиотеки всемирной литературы», посвященный поэзии Индии, Китая, Кореи, Вьетнама и Японии (М., 1977), который представляет собой ценнейший источник для подобного сравнения, Г.А. Аманова упоминает лишь в связи с тем, что «Л.Р. Концевич не мог знать о сотрудничестве Ахматовой-переводчицы с Харджиевым» (с. 248), или что «Концевич вспомнил свою подборку «Корея» в соответствующем томе «Библиотеки всемирной литературы» (1977) и высказался о переводах Ахматовой (явно их недооценив)» (с. 255).

Свою литературоведческую импотенцию и неспособность к сравнительному анализу она прикрывает рассуждениями, которые не имеют никакого отношения к корейской литературе и ее художественной специфике. Здесь она следует примеру своего «научного» консультанта С.И. Кормилова, который, перечисляя недостающие кавычки и запятые в публикациях трудов Л.Р. Концевича, то есть занимаясь работой корректора, а также рассуждая о «пятистопном ямбе», доказывал в своем «едком фельетоне», как пишет Г.А. Аманова (с. 254), а на самом деле в клеветническом пасквиле, что «Концевич не соответствует ученой степени кандидата филологических наук, которой обладает»[6]. 

О том, что большинство произведений корейской поэзии, включенных в этот том «Библиотеки» (хянга, песни Корё, сиджо, каса), было написано на родном, корейском языке, Г.А. Аманова умолчала. Проигнорировали этот факт и ее оппоненты и члены диссовета ТвГУ, единодушно поддержав ее тезис, что литературным языком Кореи в традиционный период был китайский. Их положительные, больше похожие на панегирики, отзывы на диссертацию Г.А. Амановой – это пример лжесвидетельства и невежества в области корейской литературы и литературоведения, а также фальсификация, то есть вид мошенничества в науке, под чем подразумевается «манипуляция данными, что приводит к искажению научных результатов»[7], или «изменение или исключение данных, чтобы создать ложное впечатление[8].  

Апроприация китайской культуры – это феномен, типологически сходный с апроприацией классической (латинской и греческой) культуры в Европе до и в ранний период Нового времени. Эразм Роттердамский (1469-1536) писал на латыни, и Ньютон (1643-1727) на латыни писал, а не на английском. Они тоже были «подражатели»?

Сноски:
[1] Концевич Л.Р. Корейская литература // БСЭ. 3-е изд. М., 1969-1978. URL: www.booksite.ru/fulltext/1/001/008/064/639.htm (дата обращения 18.01.2021).
[2] См. Хохлова Е. Программа учебной дисциплины Литература изучаемого региона (Корея). Москва: Высшая школа экономики, 2018. С. 1. URL: www.hse.ru/data/2019/02/18/1150116525/pr...32420-tifUz5LYJc.pdf (дата обращения 16.01.2021).
[3] В 1980-х годах, когда Г.А. Аманова окончила вуз в Узбекистане, в этой советской республике корееведение нигде не преподавалось, и к 1991 г. насчитывалось всего четыре диссертации по корееведению, защищенных представителями этой советской республики. Среди них только одна была по литературе (современной прозе): Ли Вилорий Николаевич (1933-1991). «М. Шолохов и корейская литература (К вопросу о тради циях Шолохова в творчестве Ли Гиена и Чхон Себона)». Диссертация… канд. филол. наук. Самаркандский ГУ им. А. Навои, 1973.
[4] Казанский федеральный университет [сайт]. URL : kpfu.ru/philology-culture/struktura-inst...rubezhnoj-literatury, (дата обращения: 20.07.2020).
[5] Концевич Л.Р. Китайские иероглифы в корейском языке: Графические и фонетические особенности ханмуна .// Российское корееведение. Альманах. Вып 5. М., 2007. С. 159-160.
[6] Кормилов Сергей. Корея между Москвой, Петербургом и Алматы // Простор. Алматы, 2014. №8. С.187. www.zhurnal-prostor.kz/assets/files/2014/2014-8/8-2014-18.pdf
[7] Абалкина А. Научный фальсификат // «Троицкий вариант», № 1, 2019. URL: elementy.ru/nauchno-populyarnaya_bibliot.../Nauchnyy_falsifikat (дата обращения 03.11.2022).
[8] fabrication / data falsification // Сайт Springer – одного из крупнейших европейских издательских и медиоконцернов. URL: www.springer.com/gp/authors-editors/edit...a-falsification/4170 (дата подхода 04.11.2022). См. также: Фальсификация данных // Мошенничество в науке. Википедия



 

Здравствуйте, уважаемые коллеги. Сегодня 29 сентября 2022 г. Продолжаем читать диссертацию Г.А. Амановой,  где она утверждает, что в традиционный период «литературным языком в Корее … был китайский» (с. 6), хотя общеизвестно, что это была двуязычная литература.

Как я писала в предыдущем посте, Г.А. Аманова никак не доказала этот тезис. В ее диссертации образцов поэзии на китайском языке (она называлась ханси) нет вообще, и все примеры из поэзии традиционного периода относятся исключительно к жанрам на корейском языке. Еще раз уточню, что под «китайским языком» в Корее подразумевается ханмун - кореизированная форма классического письменного языка вэньянь, который с древних времен является в Корее языком литературы и  письменного общения. Ниже рассмотрим, почему у нее нет ханси.

Примечание: В пику российским корееведам, в первую очередь Л.Р. Концевичу, Г.А. Аманова демонстративно отказалась от какой-либо научной транскрипции. Единообразная транскрипция в ее диссертации отсутствует, и к любому корейскому слову в ней надо относиться критически. Я предпочитаю практическую транскрипцию Л.Р. Концевича, разработанную им на основе транскрипции А.А. Холодовича, и буду здесь использовать именно ее. Причина того, почему в диссертации нет примеров ханси, в том, что Г.А. Аманова крайне слабо знает ханмун. Например, на с. 377 она обозначила «Песню стойкости» как «каёк пиджан» 歌亦悲壮, и эта комбинация иероглифов бессмысленна. В списках литературы в заголовках пяти книг Г.А. Аманова заменила самоназвание Южной Кореи 韓國 (Хангук) на несуществующее в корейском языке слово « 朝 國 (Чогук)»[1] Не путать со словом 祖 國 (чогук - «родина»), где первый иероглиф другой.

Г.А. Аманова не видит разницы между классическим вэньянем и современной китайской иероглификой. Об этом писал в 2010 г. известный кореевед А.Н. Ланьков в отзыве на ее предыдущую диссертацию (см. его выше). Изменений к лучшему с тех пор не произошло. В диссертации Г.А. Амановой 2020 г. по-прежнему встречаются «гибриды» из вэньяня (кор. ханмун) и современных упрощенных китайских иероглифов, в том числе в поэтических текстах, созданных в традиционный период и в Новое время. Тем самым она создает основу для их дальнейшего искаженного цитирования.

Например, ей так и не удалось правильно записать и перевести слово «коробейник» (с. 87), хотя она использовала для этого два корейско-русских словаря, процитировав их тут же. Слово это в ее работе записано как «пусанъ 负 商», но первый иероглиф приведен не на ханмуне, а в его упрощенной форме, которая используется только в современном Китае, где такие сокращенные иероглифы были введены в обиход в результате реформ языка в 1950-х годах. Верно по-корейски: 負 商.

Таким образом, даже ссылка на базовые корейско-русские словари не обеспечивает соблюдение принципа достоверности в диссертации Г.А. Амановой, которая произвольно манипулирует их содержанием.

Другие примеры (упрощенные китайские иероглифы выделены жирно и подчеркнуты): с. 87: ««Корейские поэтические круги» 朝鲜 时 代» (на самом деле эта исковерканная смешением двух письменных систем фраза означает "эпоха Чосон" - верное написание которой 朝鮮時代, то есть Г.А. Аманова даже иероглиф «поэзия» 詩 не знает как пишется в Корее, хотя ее работа этой поэзии посвящена ); с. 101: «Машина» 汽 车 (это значит на самом деле «Поезд»); с. 626: язык 言 语   [по-корейски 言 語 . см. в выходных данных статьи Сон Минхо (у Г.А. Амановой - Сон Мин Хо)] и др. А вот  как она представила название поэтической антологии XVI в. ««Акчан каса 乐 章歌詞» (с. 378 – верно: 樂 章歌詞) или шестую строфу, строка 4я, поэмы Чхве Намcона «От моря к юношам» (с. 655), где слово «смелые» записано как 胆 크고, хотя в оригинале значится 膽 크고[2].

В 4й строке стихотворения «Наши герои» (우리 英雄, верно – «Наш герой») Ли Гванcу (У Г.А. Амановой Ли Гван Су - с. 664) в поэтическом названии Кореи «три тысячи ли зеленых холмов» 三千里靑丘  Г.А. Аманова заменила последний иероглиф «холм» (ку/гу 邱 ) на «дом» (чо/чжо 邸 ). Таким образом, поэтический образ превратился в набор слов «три тысячи ли зеленых домов».

В последней строке каса «Тронут милостью короля» (с. 643-644) она вставила иероглиф 芋 [у  – «таро (растение)] вместо 竿 (кан/ган – «удочка») и перевела его как «желание». В той же строке Г.А. Аманова заменила иероглиф 恩 (ын – милость) на 思 (са – мысль), и получилось слово ёккунса (亦君思 – еще одна мысль короля?) вместо ёккунын 역군은 (亦君恩, еще одна милость короля). В результате если в оригинальном тексте лирический герой благодарит досточтимого короля за предоставленную ему возможность забрасывать удочку под яркой луной [일간명월(一竿明月)이 역군은(亦君恩)이샷다], потому он и тронут милостью короля, то в переводе Г.А. Амановой он еще только мечтает о его милости, без уточнения – какой именно. Ее перевод – «Мое желание под яркой луной – [достичь] благосклонности короля» (с. 644), при этом по-корейски у нее написано «[достичь] мысли короля» с неправильным падежным окончанием: 역군사(亦君思)이.

О текстологии. Заметим, что факсимиле оригинала этого произведения XVI в. имеется в онлайн-«Энциклопедии корейской национальной культуры» [3]. Оттуда текст можно скопировать и работать по нему, но Г.А. Аманова не пользуется Интернетом и перепечатывает тексты вручную из вторичных источников, изданных в 1954-1999 гг., делая при этом массу ошибок.

Еще пример – фраза из «Оды горе Тхэбэк» Чхве Намсона (с. 405), записанная Г.А. Амановой как: «筆 简 (통)의 붓?». В ней второй иероглиф не только не используется в таком виде в Корее, а только в КНР[4], он еще и другой, читается по-корейски как кан/ган, хотя в скобках у Г.А. Амановой написано тхон. Должно быть «筆 筒 [필통]의 붓?» – то есть «кисть в подставке?». Хотя в результате этих манипуляций у Г.А. Амановой получилось несуществующее слово пхильган 筆简, это не помешало ей перевести его как «флагшток» и даже дать к нему комментарий: «поэт сравнивает отроги гор Тхэбэк с «шилом, щипцами для углей и флагштоком», с предметами далеко не величественными, и это было ново для корейской поэзии». Однако кисть – это символ литературного творчества, и вряд ли крупнейший поэт своего времени Чхве Намсон считал его «не величественным».

Еще пример: На с. 655 в шестой строфе, строка 5я, знаменитой поэмы Чхве Намсона «От моря к юношам» (1908 г.) Г.А. Аманова заменила иероглифическое слово чэрон 才 弄 [재롱] – «детская забава, игра; детский лепет» – на чэнын 才 能 [재능]– «способность, талант», но это не помешало ей перевести это слово именно как «лепет», то есть верно. Совершенно очевидно, что при этом она на оригинальный текст поэмы не опиралась, а использовала, судя по ссылке, его перевод на современный корейский из книги литературоведа Хан Геджона «Комментарии к современной корейской поэзии» (Сеул, 1999).

Для текстологической научной работы такое заимствование образца поэзии из вторичного источника тем более странно, что оригинальный текст этого поэтического произведения полностью представлен (роспись горизонтальным письмом) на корейском сайте «Библиотека корейской поэзии Нового Времени».[5] Также факсимиле первых двух строф оригинала с обложки первого номера журнала «Сонён» (ноябрь 1908 г.) доступно на сайте «Энциклопедия корейской национальной культуры».[5]

Вряд ли работу Г.А. Амановой можно назвать диссертацией по специальности «текстология», хотя она и была признана таковой диссоветом ТвГУ. Тем более, что она сама приводит цитату А.Ф.Троцевич: «Весьма многозначным может быть даже один иероглиф» (с. 156).

Примеры неверного перевода иероглифов в заголовках поэтических произведений:

С. 74: «Душа народа большого государства» 大國民의 氣魄 原題».— Наш перевод «Главный залог [бодрого] духа великого народа».
С. 93: « произведение под названием «Постоянный ружейный механизм» 固定 機關銃».— Верный перевод: «Пулемёт на неподвижной установке» (См.  «Корейско-русский военный словарь». Под редакцией Л.Б.Никольского. М.: Воениздат, 1966. С. 20).

На с. 447 Г.А. Аманова переводит иероглиф «кок/гок 曲» («мелодия, песня») как «скорбь» [«Фальшивая скорбь темной комнаты» 黑房悲曲 – верно: «Грустная песня темной комнаты»], а также как «барабан» [«Весенний барабан» 春의 小曲 – верно: «Песенка весны»]. На с. 371 тот же иероглиф переведен как «путешествие» [стихотворение «Путешествие в Квандон» 關東別曲 – верно «Воспеваю Квандон»].И т.д.

Количество ошибок и искажений при записи и переводе иероглифики в диссертации Г.А. Амановой воистину велико, хотя она (возможно, помня отзыв А.Н. Ланькова) и почти отказалась, например, от записи корейских имен в их оригинальной форме на ханмуне. В тех случаях, где она все же приводит корейские имена на ханмуне, мы вновь видим массовые ошибки.

Например, она пишет: «Стихотворения Чан Су Сина  張貞心…» (с. 89); «произведения… Ким Дан Силя 金彈實» (с. 90).
– Здесь неверно прочтены иероглифы имен, женщины представлены мужчинами. На самом деле речь идет о поэтессах Чан Джонсим (1898-1947) и Ким Тхансиль. В последнем имени соединились фамилия и литературный псевдоним Ким Мёнсун (金明淳, 1896-1951).

Полностью неверно представила Г.А. Аманова имя Ак Вон Су 宋완수 (с. 87), где фамилия записана иероглифами, а имя – по-корейски, и такая смесь двух видов письменности противоречит правилам корейского языка и антропонимии. Фамилии Ак у корейцев нет, и приведенный иероглиф фамилии читается на самом деле как Сон 宋. В добавок ко всему, Г.А. Аманова записала это имя по-корейски как Ван Су, а по-русски – как Вон Су.

Другой пример – имя Гык О Чак 極熊作 (с. 93). Фамилии Гык у корейцев нет. Иероглиф 作 (чак) тоже в именах не используется. Он означает «написал» (или «автор») и ставится после имени писателя или композитора. Верно: 極熊作 Кыгун чак, то есть «написал Полярный медведь (Кыгун)». Это псевдоним. И т.д.

И это лишь малая часть допущенных Г.А. Амановой ошибок в представлении и переводе иероглифики. В дальнейшем я приведу аналогичные примеры массовых искажений и ошибок в тех «образцах поэзии», которые Г.А. Аманова представляет на корейском языке. 

ххх

Добавлю еще один штрих, характеризующий «теоретическое» качество диссертации Г.А. Амановой и уровень ее компетенции, и возвращусь к вышеупомянутой книге литературоведа Хан Геджона. Вот как Г.А. Аманова ее представила в списках литературы:
«현대시 해설. 한계전. 서울: 관동출판사, 1999. (Изложение современной поэзии. Под редакцией Хан Ге Чона. Сеул, 1999.)»

На самом деле Хан Геджон – автор этой книги, а не редактор, а слово 해설 (хэсоль) в ее названии означает «комментарии», а не "изложение". Что касается транскрипции имени этого автора, то она у Г.А. Амановой представляет собой смесь транскрипций А.А. Холодовича (согласно ей, это имя записывается как Хан Кйе Чᴐн) и Л.Р. Концевича (по ней – Хан Геджон). И после этого она высказывает упрек корееведам, что поскольку они «никак не договорились об унификации наименований, автору настоящей диссертации приходится… использовать разные написания в зависимости от того, какой источник привлекается» (с. 234). Да, у разных корееведов есть разные взгляды на транскрипцию. Но в своей собственной работе ученому не нужно ни с кем договариваться. Выбрав ту из имеющихся научных или практических транскрипций, которая для него наиболее приемлема, он придерживается ее во всем тексте. Это общепринятая практика, но на Г.А. Аманову она явно не распространяется. Хаотическая, произвольная транскрипция – особенность ее работы. То есть научным языком специальности – транскрипцией – она однозначно не владеет и ее претензии на звание "первого в мире теоретика" корейской литературы выглядят просто смехотворно.

Сноски
[1] С. 355: 김윤식, 김현. 朝國文學史. .. (Ким Юн Сик, Ким Хён. История корейской литературы. Сеул, 1973.); С. 358, 627: 朝國文學大辭典. (Большой словарь корейской литературы. Сеул, 1973.); С. 626: 김해성. 朝國現代詩人論.. (Ким Хэ Сон. Изучение современных корейских поэтов. Сеул, 1973.); С. 627: 朝國代表文學總解題. . (Комментарии к известным произведениям корейской литературы. Сеул, 1977.); С. 629: 朝國古詩調….  (Классическая корейская поэзия. Сеул, 1986.)
[2] Оригинальный текст Чхве Нам Сона «От моря к юношам» и перевод его на совр. кор. яз. // Биб­лиотека корейской поэзии Нового времени. URL:   biblio.endy.pe.kr/choenamseon/haeegeseo-sonyeon-ege (дата подхода 30.03.2021)
[3]  См.: Камгунын 感君恩, XVI в. Факсимиле оригинала. Комментарии  // Энциклопедия корейской национальной культуры / 한국민족문화대백과사전. URL:  encykorea.aks.ac.kr/Contents/Item/E0000701 (дата подхода 06.11.2022).
[4] См. этот иероглиф в той форме, в какой он используется в Корее здесь: namu.wiki/w/%E7%B0%A1?from=%E7%AE%80
[5] Чхве Нам Сон. От моря к юношам. Оригинальный текст //Сайт «Библиотека корейской поэзии нового времени» biblio.endy.pe.kr/choenamseon/haeegeseo-sonyeon-ege (дата подхода 16.02.2021)[5] Факсимиле оригинала стихотворения Чхве Нам Сона «От моря к юношам» //«Энциклопедия корейской национальной культуры 한국문화대백과사전». URL: encykorea.aks.ac.kr/Contents/Item/E0062658#modal (дата подхода 17.01.2021). 

 

Здравствуйте, уважаемые коллеги. Сегодня 4 ноября 2022 г. Подведем итоги предыдущего поста. Приведенные в нем примеры свидетельствуют, что Г.А. Аманова не владеет ханмуном на том уровне, который требуется для выполнения той задачи, которая заявлена в заголовке ее диссертации, а именно: для анализа художественной специфики традиционной корейской литературы – тем более что эта литература, как она утверждает, была написана якобы на китайском языке.

Судя по этим примерам, Г.А. Аманова не только крайне слабо знает ханмун, но и не видит разницы между ним и той системой записи иероглифов, которая используется в современном Китае (с 1950-х гг.). То есть ни о каком понимании специфики языка корейской литературы традиционного периода и Нового времени (до 1945 г.) у Г.А. Амановой и речи быть не может. Очевидно и то, что «образцы корейской поэзии» в ее диссертации на самом деле таковыми не являются. Они не пригодны для цитирования. Мне не удалось найти у нее ни одного «образца поэзии», где не было бы ошибок как в оригинале, так и в переводе, а я рассмотрела их около 50-ти и буду постепенно приводить их далее. То есть к текстологии диссертация Г.А. Амановой не имеет никакого отношения, поскольку «основная задача текстологии — дать правильный текст издаваемого литературного произведения»[1].  [justify]Напомню утверждение Г.А. Амановой, что в традиционный период «литературным языком в Корее … был китайский» (с. 6). Это один из ее главных аргументов в пользу ее главного вывода – о «подражательности» корейской литературы. Приведу два из 16-ти примеров, которым она это утверждение иллюстрирует:
[/justify]   [justify]Совершенно очевидно, что текст этот – на корейском языке, а не на китайском. Причем в нем есть явная опечатка (выделена жирно). Это следует из перевода второй строки этого фрагмента в диссертации Г.А. Амановой: «Сегодняшний день скоро пройдет, и я засну у милого на груди», – который, как она пишет, заимствован у М.И. Никитиной. Однако вряд ли М.И. Никитина делала перевод именно с этого корейского текста, поскольку в нем нет слова «на груди» 품에, а есть слово 풍에, что означает 1) «преувеличение, хвастовство», 2) «натянутое от ветра полотно», 3) «паралич»; 4) «кожные заболевания»[2]. См.  Большой корейско-русский словарь в 2х тт. (М., 1976). Т. 2. С.321.[/justify]  [justify]Этот текст тоже на корейском, а не на китайском. Это строка знаменитого сичжо Чон Мончжу (XIV в.) «Песня преданного сердца (Тансимга 丹心歌)», о котором Г.А. Аманова пишет со ссылкой на А.Ф. Троцевич, что оно написано на китайском языке (с. 244). И это очень странно, поскольку сичжо – жанр корейской поэзии на родном языке. [/justify]  [justify]Однако при знакомстве с текстом А.Ф. Троцевич оказывается, что в нем таких сведений об этом сичжо нет. Вот цитата: «Традиция сохранила имя государственного деятеля Чон Мончжу (鄭夢周, 1337-1392), который был известным поэтом конца Корё, писал на китайском языке и входил в группу поэтов «Трое уединившихся». Чон Мончжу в ответ на предложение одного из представителей дома Ли перейти на службу новому государю сочинил сичжо…»[3] (подчеркнуто нами).

Ключевое слово в этой цитате –  «сочинил». Как сообщает корейская онлайн-платформа «Знание» со ссылкой на энциклопедию «Тусан»[4], это сичжо автор не написал, а напел, и оно осталось в народной памяти, а затем вошло в крупнейшую антологию на корейском языке «Вечные слова страны Зеленых гор 靑丘永言» (1727 г., составитель Ким Чхонтхэк 金天澤), включающую около тысячи стихотворений XIV-XIX вв. Также оно было переведено на ханмун и включено в несколько антологий поэзии на ханмуне, например в «Старые и нынешние песни и напевы Когым кагок古今歌曲» (1764?). То есть  Г.А. Аманова искажает смысл слов А.Ф. Троцевич, искусственно подгоняя мнение этого нашего крупнейшего специалиста под свой недостоверный тезис о китайском языке, на котором якобы создавался жанр традиционной корейской поэзии сичжо.

Ложное цитирование - это пример манипуляции, когда прямая речь намеренно искажается, чтобы придать ей другой смысл. Это нарушение авторских прав А.Ф. Троцевич[5] и фальсификация, то есть вид мошенничества в науке, под чем подразумевается «манипуляция данными, что приводит к искажению научных результатов»[6], или «изменение или исключение данных, чтобы создать ложное впечатление"  [7]

Добавлю, что в этой строке из Тансимга у Г.А. Амановой также есть опечатка: третье слово (выделено жирно) она записала как чуго 죽어, однако в тексте оригинала, представленном на ряде сайтов в корейском интернете, оно представлено как чукко 죽고: [/justify]  [justify]В поэзии такая разница – не пустяк. Как пишет сама Г.А. Аманова, «усиление или уменьшение звуковой структуры слога меняло значение слова, варьировало его смысловые, звуковые, эмоциональные уровни, расширяя инструменты изображения, придавая тончайшие оттенки поэтическим образам и чувствам» (с. 528). [/justify]  [justify]Также на корейском языке приведены в диссертации Г.А. Амановой все прочие 14 примеров из традиционной корейской поэзии. Выше я уже упоминала еще два из них: четыре строки из каса Чон Чхоля «Воспеваю Квандон» (1580 г.), в переводе которого Г.А. Аманова назвала знаменитую скалу Мангодэ «павильоном» (с. 371-372), а также пять строк из каса «Тронут милостью короля» (С. 643-644). Эти примеры никак не подтверждают тезис Г.А. Амановой, что в традиционный период «литературным языком в Корее … был китайский» (с. 6).  Выдвинув  его, Г.А. Аманова не потрудилась собрать адекватную доказательную базу. Эти действия подпадают под понятие «фабрикация», под чем подразумевается «публикация данных и результатов без проведения научного исследования».

Я считаю, что при оценке диссертации Г.А. Амановой есть все основания говорить о фальсификации и фабрикации данных, которые во всем мире считаются тяжелым умышленным нарушением этических норм и мошенничеством[9].   [/justify]  [justify][1] Текстология // Википедия. URL: ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A2%D0%B5%D0%BA...E%D0%B3%D0%B8%D1%8F# (дата обращения 04/11/2022)
[2] Большой корейско-русский словарь. В 2х тт. М.: «Русский язык», 1976. С. Т. 2. С. 321.
[3] Троцевич А.Ф. История корейской традиционной литературы (до ХХ в.). СПб., 2004. С. 108.
[4] Тансимга 丹心歌// Naver-Энциклопедия Знание (Naver지식백과).  URL:   terms.naver.com/entry.nhn?docId=1079702&...942&categoryId=32868 (дата обращения 03.11.2022).[5] См. об этом в статье: Основы научной этики // Studizba. URL: studizba.com/lectures/filosofija/antichn...nauchnoj-jetiki.html (дата обращения 04.11.2022).
[6] Абалкина А. Научный фальсификат // «Троицкий вариант», № 1, 2019. URL: elementy.ru/nauchno-populyarnaya_bibliot.../Nauchnyy_falsifikat (дата обращения 03.11.2022).
[7] fabrication / data falsification // Сайт Springer – одного из крупнейших европейских издательских и медиоконцернов. URL: www.springer.com/gp/authors-editors/edit...a-falsification/4170 (дата подхода 04.11.2022). См. также: Фальсификация данных // Мошенничество в науке. Википедия
[8] См., напр. 이 몸이 죽고죽어 // 창악집성 (Песенное собрание). Сост. и коммент. Ха Ынбэк (Сеул, 2011). URL: terms.naver.com/entry.naver?docId=569818...065&categoryId=63065 (дата обращения 04.11.2022). 
[9] См., напр.: Лянг О.В. Об авторской этике научных публикаций. Лабораторная служба. 2017;6(2):5‑6. doi.org/10.17116/labs2017625-6  [/justify]

Здравствуйте, уважаемые коллеги. Сегодня 5 ноября 2022 г. К предыдущему посту хочу добавить еще один пример того, как Г.А. Аманова искажает смысл работ А.Ф. Троцевич, то есть фактически нарушает ее авторские права и вводит в заблуждение читателя недобросовестной ссылкой на нашего крупнейшего специалиста. Он показывает, как искусственно притягивая цитату из труда А.Ф. Троцевич, Г.А. Аманова обосновывает утверждение, что в традиционной Корее «письменность на китайском языке почиталась все же выше отечественной» (c. 128).

Вот как представлена эта цитата в диссертации Г.А. Амановой: «Письменность на китайском языке почиталась все же выше отечественной, недаром «китайские знаки сохранялись в названиях сочинений традиционной литературы вплоть до ХХ в., а подчас их можно увидеть и в современной прозе» [Троцевич,2004:5]».

А это цитата из книги А.Ф. Троцевич, на которую Г.А. Аманова ссылается: «…жанровые обозначения обычно ставили после названия произведения, независимо от того, на каком языке они написаны. При этом надо обратить внимание на то, что названия произведений и поэзии, и прозы, как правило, записывали на китайском языке. Следует заметить, что китайские знаки сохранялись в названиях традиционной литературы вплоть до ХХ в., а подчас их можно увидеть и в современной прозе»[1].

Как видим, А.Ф. Троцевич не писала, что наличие китайских знаков в названиях сочинений традиционной, а подчас и современной, корейской литературы – это доказательство того, что «письменность на китайском языке почиталась все же выше отечественной». А у Г.А. Амановой эта ее вырванная из контекста фраза, характеризующая одну конкретную деталь литературного процесса, превращается в широчайшее обобщение, которое она распространяет на всю корейскую литературу, вплоть до современной, и вообще на письменность.

Приводимые Г.А. Амановой сведения по традиционному периоду не обоснованы никакими ее личными знаниями и исследованиями. Это ее искаженный пересказ трудов крупнейших российских корееведов-литературоведов, не имеющий к науке отношения. Другие аналогичные примеры я приведу далее.  

Кстати. Если следовать логике Г.А. Амановой, то российские литературоведы тоже «почитают» иностранные заимствования выше родного языка, то есть являются "подражателями". Примером служит ее собственная диссертация, где Г.А. Аманова 54 раза употребляет слово/термин анакру́за ( др.-греч.  ἡ ἀνάκρουσις «отталкивание; попятное движение, обратный ход»), 41 раз – слово «дактилический (ое/ая)» (греч. daktylikos, от daktylos палец), 31 раз – слово кла́узула ( лат.  clausula «заключение, окончание, конец») , 37 раз – слово «амфибрахий» ( греч.  ἀμφίβραχυς «с обеих сторон краткий»), а слово ИКТ  (от лат. ictus — удар, ударение) она использовала 81 раз.  И это не считая сокращений, например, таких как Дк4 и Дк3, что означает «дольник четырех иктовый» и «дольник трех иктовый». Каждое из этих сокращений было использовано Г.А. Амановой по 17 раз, что увеличивает количество употребления ею латинского слова «ИКТ» до 115 раз. И т.д.

Возникает вопрос: какое отношение все эти заимствованные из греческого и латинского языков термины и понятия имеют к корейской литературе? Ровным счетом никакого. При этом Г.А. Аманова обвиняет российских корееведов-филологов в «европоцентризме» и «антиисторизме» на том основании, что они использовали корейские термины минимально, отдавая предпочтение общеупотребительным обозначениями или терминам (С. 53 и 603). «С таких позиций нельзя было раскрыть своеобразие ни средневековой корейской, ни, скажем, древнерусской литературы», - добавляет Г.А. Аманова.  Однако сама она ни одного примера «амфибрахия» в корейской литературе не привела, то есть своеобразие средневековой корейской литературы никак своими рассуждениями о нем не раскрыла. Напомню, что она даже не знает, на каком языке создавалась эта литература. Она утверждает, что на китайском, хотя общеизвестно, что она была двуязычной.

[1] Троцевич А.Ф. История корейской традиционной литературы (до ХХ в.). Учебное пособие. СПб: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2004. С. 5.

Здравствуйте, уважаемые коллеги. Сегодня 7 ноября 2022 г. Аргументы Г.А. Амановой в пользу «подражательности» корейской литературы и культуры не нашли в ее диссертации убедительного обоснования. Выше я показала недостоверность ее тезиса, что в традиционный период «литературным языком в Корее… был китайский…  » (с. 6). Все примеры, которые она привела в его обоснование, оказались на корейском языке, то есть фальсификацией. Не подтвердила Г.А. Аманова и свои претензии на знание ханмуна и его отличий от современного китайского языка в КНР. Продолжаю. Замечу, что в списках литературы в диссертации Г.А. Амановой книг по китайской культуре не имеется. Единственное исключение – «Мифы Древнего Китая» Юань Кэ (М., 1987), которую она цитирует лишь дважды (с. 492, 580), причем во второй части ее диссертации, где говорится о корейской поэзии нового времени, а не традиционного периода. То есть вынося этот тезис на защиту, она никакого исследования не провела. Это просто голословное утверждение и фабрикация, под чем подразумевается «публикация данных и результатов без проведения научного исследования»[1]. Нет у нее и никаких публикаций о влиянии китайской культуры на корейскую, и это нарушение п. 11. "Положения о присуждении ученых степеней", согласно которому «основные научные результаты диссертации должны быть опубликованы в рецензируемых научных изданиях».

Что касается корейской культуры, то здесь Г.А. Аманова не объясняет, что она имеет в виду под «с самого начала» и под «мощным». Она просто утверждает, не заботясь о доказательствах. Их подмена оценочными суждениями – характерная особенность ее «научного» метода. При этом она игнорирует исторические источники и труды изучавших их российских корееведов, которые имеются в ее списках литературы и которые показывают, что корейская культура, в том числе литература, зародилась гораздо раньше, чем попала под «мощное влияние китайской». Это нарушение пункта 10 «Положения о присуждении ученых степеней», согласно которому, «предложенные автором диссертации решения должны быть аргументированы и оценены по сравнению с другими известными решениями».

В частности, истокам корейской культуры посвящены две монографии д.ф.н. М.И. Никитиной «Древняя корейская поэзия в связи с ритуалом и мифом» (М., 1982) и «Миф о Женщине-Солнце и ее родителях и его спутники в ритуальной традиции древней Кореи и соседних стран» (СПб., 2001). В этих монографиях, основанных на изучении на языках оригинала древних литературных памятников стран Дальнего Востока[2], археологических и этнографических данных, образцов искусства и литературы, М.И. Никитина возвела истоки корейской культуры к эпохе неолита (V – начало I тыс. до н.э.)[3], когда складывались ее предпосылки и фундамент.

«Корейская культура, – пишет М.И. Никитина, – складывалась на полуострове, игравшем в древности роль моста, по которому шли миграции с континента на его окраины (Японские и другие острова, морские побережья) и в обратном направлении. Здесь оседали различные народы, накладывались друг на друга непохожие мифо-ритуальные традиции. Древнекорейская культура несет в себе скифо-алтайские компоненты. На ней лежит отпечаток культуры северных соседей – тунгусов, айнов. Прослеживается аустронезийский слой…И естественно, в древнекорейской культуре, особенно в сфере мифа-ритуала, есть общие черты с китайской и японской государственными и локальными традициями»[4]. М.И. Никитина выдвинула гипотезу о том, что основными слагаемыми древнекорейской культуры являются мифы, которые как нарратив не сохранились, но обнаруживаются, как она показала, в корейском государственном ритуале, в аграрной и свадебной обрядности, архитектуре, скульптуре, живописи, художественной прозе, поэзии, пословицах[5] (подчеркнуто нами).

В отличие от Г.А. Амановой, М.И. Никитина провела специальное исследование истоков корейской культуры и никаких свидетельств «мощного влияния китайской культуры» на корейскую в ранний период ее формирования не обнаружила.

Обе монографии М.И. Никитиной значатся в списках литературы диссертации Г.А. Амановой (с. 350, 624). Однако в ее тексте первая из них только однажды «критически» упомянута – мол, методология в ней не та (с. 4), а вторую Г.А. Аманова якобы цитирует дважды на с. 491, но на самом деле таких цитат на указанной странице (и на других тоже) нет.

Ложное цитирование! Вот как представлена в диссертации Г.А. Амановой (с. 491) эта несуществующая «цитата» из монографии М.И. Никитиной 2001 г.: ««Цветы в горах» употреблялось в качестве названий поэтических произведений на ханмуне и на корейском языке, созданных в разное время… [Никитина,2001:31]. Это же название встречается и в стихотворении другого автора ХVII в. Ли Са Мёна (1647-1689) [там же]». (выделено нами)

Той же тематике посвящена монография А. Ф. Троцевич «Миф и сюжетная проза Кореи» (СПб., 1996), где устойчивость сложившихся в древности и зафиксированных в корейской мифологии моделей мироустройства показана на конкретным примерах из корейской литературы XII, XVII-XIX и первой половины ХХ вв.

Ложное цитирование! На с. 208 Г.А. Аманова якобы «цитирует» эту книгу со ссылкой на страницу 3, где якобы говорится, что «корейский исторический роман, зародившийся в конце XVII в., в определенной степени функционально заменил его» [Троцевич,1996:3]», но книга начинается со страницы 5, и откуда на самом деле заимствована эта цитата - неизвестно.

Подчеркну, что разные манипуляции с цитированием встречаются в диссертации Г.А. Амановой многократно, и это еще одна черта ее «научной методики», которая ставит под большой вопрос достоверность ее аргументации и выводов.  

ххх

В корне ошибочно и никак ею не обосновано мнение Г.А. Амановой, что «в первые века существования поэзии корейской она создавалась на ханмуне» (с.302). Поэзия на Корейском полуострове зародилась много раньше, чем сюда пришла письменность и стало нарастать китайской влияние. Об этом сообщает, в частности, китайская династийная история «Сань-го чжи» («Описание Трёх государств» 三國志, III в. н.э.), где есть раздел о предках современных корейцев, населявших Корейский полуостров и прилегающую территорию в начале новой эры[6]. Он свидетельствует, что эти племена имели собственную самобытную культуру, в том числе песенное творчество. В частности, о племени пуё сообщается, что они «идя по дорогам, днем и ночью поют песни…, поэтому никогда не прерываются голоса», о когурё – что «люди этой страны любят песни и танцы», о племени пёнджин – что они «по обычаю любят песни, пляски и вино», о племени е – что они «в десятом месяце устраивают праздник поклонения Небу, во время которого днем и ночью пьют вино, поют и пляшут» и т.д. (подчеркнуто нами).

Этот раздел "Сань-го чжи" в переводе М.Н. Пака значится в списке литературы Г.А. Амановой на с. 351 (опубликован в альманахе «Российское корееведение». Вып. 2, М., 2001), но она его проигнорировала, голословно отрицая существование у корейцев устного народного творчества (фольклора) в дописьменную эпоху.

Как писала выдающаяся российская исследовательница древней и средневековой корейской поэзии М.И. Никитина, «осознание поэтического творчества как предельно значимого явления своей культуры, как свидетельства перехода от состояния "дикости" к государственности и цивилизации возникло в Корее еще в древние времена, когда там создавались племенные союзы»[7]. Ту же мысль подчеркивал переводчик и теоретик классической корейской литературы Л.Р. Концевич: «В доисторическую эпоху уходят своими корнями народные песни минё. Они и являются тем родником, который во все времена питал все формы корейской поэзии»[8].  

[1] Определение понятия «фабрикация» заимствовано из ст.: Абалкина А. Научный фальсификат // Наука. Троицкий вариант. URL: trv-science.ru/2019/01/nauchnyj-falsifikat/ (дата подхода 09.06.2021).
[2] Источники: корейские – Самгук саги и Самгук юса, XII в.; японские – Кодзики VIII в., китайские – Цянь Хань шу (История ранней Хань) Бэй ши (История Северных династий) и др.[3] Датировка по кн.: Тихонов В.М. История Кореи. В 2 тт. Т. 1: История Кореи. С древнейших времен до 1904 г. — М.: Наталис, 2011. С. 31-45.
[4] Никитина М.И. Миф о Женщине-Солнце и ее родителях и его спутники в ритуальной традиции Древней Кореи и соседних стран. СПб., 2001. С. 7.
[5] Там же. С. 6.
[6] Описание корейских племен начала нашей эры (по «Сань-го чжи»). Пер. и комментарии М.Н. Пака // Российское корееведение. Альманах. Вып.2. М., 2001. С. 17-39. 
[7] Никитина М.И. Поэтическое слово в корейской культуре // Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии.  М., 1977. С. 387. (Библиотека всемирной литературы, Т. 16).
[8] Концевич Л.Р. Корейская поэтика // Концевич Л.Р. Корееведение. Избранные работы. — М., 2001. С.351.

 

Здравствуйте, уважаемые коллеги. Сегодня 11 ноября 2022 г. Продолжим рассматривать те обоснования, которые Г.А. Амановой привела для своего тезиса, что «С самого начала корейская культура существовала под мощным влиянием китайской…» (с. 6) уже на конкретных примерах.
В предыдущем посте мы выяснили, что в списках ее литературы нет книг и статей по китайской культуре (добавлю, что базами данных в Интернете она не пользуется вовсе), что у нее нет никаких исследований и публикаций о влиянии китайской культуры на корейскую, и что это просто голословное утверждение, в корне отличное от выводов российских литературоведов-корееведов, которые специально исследовали истоки корейской культуры и литературы и никакого «мощного» китайского влияния там не обнаружили. Тема сегодняшнего поста:

Примеры самоопровержения и непоследовательности в диссертации Г.А. Амановой. О ее "текстологии"

Сравним утверждение Г.А. Амановой, что «в первые века существования поэзии корейской она создавалась на ханмуне» (с. 302) с двумя другими ее же тезисами:
С. 55: «Хянга… – это самое начало национальной поэзии».
С. 128: «Самым ранним письменным образцом поэзии на корейском языке являются х я н г а». (подчеркнуто нами)

Как видно из приведенных цитат, Г.А. Аманова отрицает существование раннего, то есть устного, периода развития корейской поэзии. По ее мнению, эта поэзия сразу возникла в письменной форме, что не соответствует действительности. А вот на каком языке она создавалась в ранний период – это вопрос Г.А. Аманова не решила вовсе. С одной стороны, она пишет, что на ханмуне (с. 302), а с другой – что самый ранний образец корейской поэзии – хянга – был на корейском языке. Какое же мнение верно? Ведь одно опровергает другое!

Профессиональные к орееведы-литературоведы считают «самым началом» корейской письменной поэтической литературы древнюю поэзию хянга 향가 鄕歌, - «песни родной страны» или «песни, написанные на родном языке», – ведущую свою историю из государства Силла (IV-X вв.)[1]. «Понятие хянга, – указывает А.Ф. Троцевич, – выделяет поэзию, созданную на корейском языке, и противопоставляет ее китайским поэтическим сочинениям – поэзии государства Тан (VII-IX вв.), которая так и называлась танси 唐詩 – танские стихи»[2].

В диссертации Г.А. Амановой нет никаких доказательств того, что хянга возникли или развивались под «мощным влиянием китайской культуры» (с. 6). Наоборот, она сообщает, что они были написаны на «национальном языке» (с. 128) и что «хянга, наследуя традиции древних народных песен, явились переходным этапом от устного творчества к письменной литературе на родном языке» (с. 129). То есть она признает существование еще более древних, чем хянга, народных песен на родном языке, и корейской литературы на родном языке уже в самый ранний период! Тем самым она опровергает саму себя. Это нарушение п. 10 «Положения о присуждении ученых степеней», согласно которому «диссертация должна обладать внутренним единством».

Любопытно и то, что она считает «нацией» население Корейского полуострова конца эпохи Трех государств (VI-VII вв.), когда зародилась поэзия хянга.

Добавлю, что эта вышеприведенная последняя цитата на с. 129 – прямое заимствование без ссылки из статьи Л.Р. Концевича «Корейская поэтика»[3], той самой статьи, которую Г.А. Аманова называет «энциклопедической» в кавычках (с. 61) и опровержению которой посвящена фактически вся первая часть ее диссертации, где она пытается доказать «подражательность» корейской литературы! Как я уже писала в посте от 4 сентября, источником для этого «термина» стала для Г.А. Амановой вывернутая наизнанку цитата из этой статьи Л.Р. Концевича, где он писал: «нет оснований категорически заявлять о подражательном характере корейской литературы на ханмуне». А тут, как получается, Г.А. Аманова заимствует из нее его идеи, выдавая их за свои собственные. Это ее очередное мошенничество – плагиат под видом критики.

Это не единственные примеры самоопровержения и непоследовательности Г.А. Амановой, отсутствия у нее литературоведческих знаний.
На с. 73 она утверждает, что «хоровое исполнение как обязательный компонент религиозного обряда прочно вошло в корейскую действительность только после знакомства корейцев с западными миссионерами в конце XIX в.» (с. 73). А на с. 648 приводит конкретный пример хорового ритуального пения VII в. под названием ««Зеленые горы» хянга «Пхунъё». 
Г.А. Аманова перевела всего две строки этой хянга, но если бы она посмотрела 3ю строку, то увидела бы, что там имеется слово «мы». Как сообщает онлайн «Энциклопедия корейской национальной культуры», где эта хянга приведена целиком в оригинале и в переводе на современный корейский язык, эту песню исполнял смешанный мужской и женский хор во время установки статуи Будды в храме Ёнмёса[4]. Добавим, что верное название этой древнейшей сохранившейся песни – хянга «Пхунъё» («Зеленые горы» тут ни при чем).

О текстологии. Текст хянга «Пхуньё» приведен в диссертации на современном корейском языке, в то время как в Интернете он имеется в оригинальной записи – на письменности хянчхаль[5].

Текст «Пхунъё» из дисс. Г.А. Амановой (с. 648): 오다, 오다, 오다/ 오다, 어다, 서럽다.

  Текст «Пхунъё» в переводе на совр. кор.яз. из «Энциклопедии корейской национальной культуры»:
오다 오다 오다/ 오다, 서럽더라/

Как видим, в тексте из «Энциклопедии» в каждой строке по 6 слогов, у Г.А. Амановой – шесть и семь. С одной стороне она много рассуждает об «амфибрахии», которого в корейской поэзии нет и быть не может, но когда дело касается произведений собственно корейской поэзии, которой и посвящена ее диссертация, она произвольно меняет в оригиналах длину строк и искажает текст. В данном случае она добавила во вторую строку лишний слог, включив в него несуществующее в корейском языке слово 어다 (два слога), и сократила прилагательное в конце этой строки на один слог.

Неверен и весь ее перевод: «Иду, иду, иду, Иду, иду, грущу». Прежде, чем это писать, ей следовало хотя бы почитать в онлайн «Энциклопедии корейской национальной культуры» о том, какие варианты перевода этой хянга предлагали с учетом ее буддийского подтекста корейские литературоведы Ян Джудон, Хон Гимун, Ким Ванджин и Чон Ёльмо.  어다 в понимании Г.А. Амановой, это тоже, оказывается, «иду».

Эти две строки из хянга «Пхуньё» – наглядный пример того, как Г.А. Аманова судит о специфике произведения корейской традиционной литературы по его короткому фрагменту, не представляя его общего содержания и смысла в целом. Причем фрагмент приведен ею в переводе на современный корейский язык и его текст искажен ею при перепечатке.

ххх

Ответим на вопрос оппонента д.ф.н. О.И. Федотова «на каком фактическом материале основывается теория литературы?» (с. 1), с которого начинается его похвальный отзыв, больше похожий на панегирик, и представим еще один пример манипуляций Г.А. Амановой с длиной строк и искажения текста из традиционной корейской поэзии.

На с. 677 она приводит перевод М.И. Никитиной произведения, которое у нее обозначено как «сиджо Ким Су Чжана (Ногаджо) 김수장 (1690 – ок.1770)». Уточним, что псевдоним этого поэта на самом деле Ногаджэ 老歌齋: 

«О синем облаке грезишь ты, о белом облаке я мечтаю.
В богатстве и знатности счастлив ты, о покое и бедности я мечтаю.
И сколь бы тебе ни казались смешны поступки мои, разве я изменюсь».

Как видим, первая и вторая строки этого сиджо заканчиваются одинаково: словами «я мечтаю». Однако в корейском тексте, который Г.А. Аманова представила как «оригинал», этих повторов нет, поскольку Г.А. Аманова «обрезала» вторую строку, убрав из нее четыре последних слога:

청운(靑雲)은 네조하도 백운 (白雲)은 내조홰라
부귀 (副貴)난네 질겨도 안빈 (安貧)은 (пропуск 2х слов, или четырех слогов)  
어린줄 웃거니 따녀 고칠줄이 이시랴.

Об орфографии этого текста. У Г.А. Амановой он не только «обрезан», но и представлен в смеси современной графики и старой и новой грамматики. То есть он не является ни оригиналом, ни переводом и для изучения и цитирования  непригоден. Например, в первой строке 3-е слово, которое в оригинале записано как 죠화도, у Г.А. Амановой превратилось в 조하도, при этом в переводе на современный корейский это  좋아도.
Во второй строке третий слог (падежное окончание первого слова) 는 у нее превратилось в 난, а третье слово, означающее «любить, увлекаться; наслаждаться, радоваться» , которое в оригинале на старокорейском записано как 즑여도 и в современном корейском языке это 즐겨도, Г.А Аманова заменила на 질겨도, что означает «прочный, крепкий, стойкий, выносливый; жесткий (о мясе)». И т.д. Любопытную оценку искажений Г.А. Амановой корейских текстов находим в отзыве ведущей организации, где его составитель д.ф.н. Р.Ф. Бекметов (специальность – 10.01.01, Русская литература) назвал их «оригинальной трактовкой лите­ратурных текстов» (с. 3).

С оригиналом этого сиджо Ким Суджана можно познакомиться здесь: drive.google.com/file/d/1AKSwpsbCCaLSFcL.../view?usp=share_link  

О транскрипции. Массу ошибок содержит представленная Г.А. Амановой транскрипция этого сиджо Ким Суджана. Взглянем на ее первую строку:
«Чхонунъун не чохадо пэгун-ын нэ чохвэра» (с. 676).

Здесь только в одном первом слове 淸雲은 (чхɔнъун-ын) как минимум четыре ошибки, а именно: 1) в первом слоге их две: у нее «чхон» – верно: «чхɔнъ»; 2) во втором – одна: у нее «унъ» – верно «ун»; 3) в третьем слоге – одна: у нее «ун» – верно: «ын». К тому же ей следовало бы уточнить, как это слово звучало по-корейски в XVIII в. Очевидно также, что Г.А. Аманова не видит разницы в записи транскрипции звуков ㅗ (о) иㅓ(ɔ).
Трудно сказать, чему служит эта транскрипция Г.А. Амановой. Ведь она не передает ни исконного звучания традиционной корейской поэзии, ни даже её верного звучания на современном корейском языке.

Выводы: Я проанализировала пять из 16-ти примеров традиционной корейской поэзии, представленных в диссертации Г.А. Амановой. Напомню, что это короткие (1-5 строк) фрагменты из каса «Тронут милостью короля» (Камгунын), сиджо «Песня преданного сердца» (Тансимга), хянга «Пхунъё» и сиджо Ким Суджана «О синем облаке грезишь ты...», а также состоящий из двух строк «повтор в традиционных народных песнях минё», где девушка мечтает заснуть у милого на груди.  Всего у Г.А. Амановой таких примеров 59 строк – по 3,7 строки в среднем на каждое произведение, и, как мы убедились на примере хянга «Пхунъё», она не знакома с их содержанием целиком. Ни один из корейских текстов этих примеров не соответствует оригиналам. Г.А. Аманова не смогла их перепечатать без ошибок даже из вторичных, в переводе на современный корейский язык источников. Они свидетельствуют, что диссовет ТвГУ присвоил ей специальность «текстология» неправомерно, поскольку, как уже говорилось, основная задача текстологии — дать правильный текст издаваемого литературного произведения.

И с такой мизерной и искаженной доказательной базой Г.А. Амановой взялась судить о художественной специфике многовековой традиционной корейской литературы (см. заголовок ее диссертации). По логике оппонентов и диссовета ТвГУ, которые признали этого достаточным, получается, что каждый, кто может с ошибками переписать 59 строк из произведений нескольких русских поэтов, уже может претендовать на докторскую степень по теории русской литературы.

Напомню, что у Г.А. Амановой нет ни опубликованных переводов этой литературы, ни посвященных ей научных статей и монографий (см. список ее работ на с. 32-38), и это нарушение п. 11 Положения о присуждении ученых степеней, по которому «Основные научные результаты диссертации должны быть опубликованы в рецензируемых научных изданиях». Тем не менее, она позволяет себе критические замечания в адрес профессионалов-корееведов, в творческом багаже которых многие тома художественных переводов, монографий и статей. Чем может быть оправдано ее заявление, что «художественное значение… материала», которым они занимались, «невелико» (с.14), если сама она никаким «материалом» из области традиционной литературы Кореи вообще не занималась? И вряд ли можно согласиться с мнением составителя отзыва ведущей организации д.ф.н. Р.Ф. Бекметова, что такого рода оценочные суждения «соответствуют нормативам научного стиля речи» (с. 10).

Тот «материал» из 59 строк, который Г.А. Аманова с массой ошибок переписала из трудов современных литературоведов и составленных ими сборников, не только не обладает хоть каким-то «художественным значением», но отчетливо свидетельствует об отсутствии у нее той основы, без которой изучение литературы невозможно в принципе, а именно о ее слабом знании даже современного корейского языка, не говоря уж о древне- и среднекорейском. Сомневаюсь, что она вообще понимает разницу между этими языками, подобно тому, как она не видит разницы между современными «маоцзедуновскими» иероглифами и ханмуном.

Лжесвидетельством является заявление составителя отзыва ведущей организации д.ф.н. Р.Ф. Бекметова, что «в научно-литературоведческий обиход автором (т.е. Г.А. Амановой – прим. наше) вводится значительный корпус источников на корейском литературном языке, дабы доказательная база исследования носила четкий, всесторонне выверенный и устроженный характер» (подчеркнуто нами). Специальность д.ф.н. Р.Ф. Бекметова 10.01.01 (Русская литература). У него нет никаких публикаций, подтверждающих его компетенцию в области корейского языка и литературы. И кто же, интересно, этот корпус источников «всесторонне выверил»? Уж не сам ли Р.Ф. Бекметов?

Среди тех, кто судил диссертацию Г.А. Амановой, писал о ней похвальные отзывы и принимал решение о присвоении ей докторской степени по корейской литературе, не было НИ ОДНОГО человека, знающего корейский язык, литературу и культуру и знакомых с достижениями мирового корейского литературоведения. Это позволило Г.А. Амановой бесконтрольно искажать и фальсифицировать доказательную базу и является нарушением п. 22 «Положения о присуждении ученых степеней», по которому

«При принятии диссертации к защите диссертационный совет назначает официальных оппонентов по диссертации из числа компетентных в соответствующей отрасли науки ученых, имеющих публикации в соответствующей сфере исследования...»;

А также п. 24 Положения, по которому

«При принятии диссертации к защите диссертационный совет назначает по диссертации организацию (с ее согласия), широко известную своими достижениями в соответствующей отрасли науки и способную определить научную и (или) практическую ценность диссертации...».

В нарушение п. 18 «Положения о присуждении ученых степеней» ни один из членов экспертной комиссии в составе докторов наук Редькина В.А., Миловидова В.А. и Семеновой Н.В., которая представила диссовету ТвГУ заключение о соответствии темы и содержания диссертации Г.А. Амановой научным специальностям и отраслям науки, по которым этому диссовету предоставлено право принимать к защите диссертации, не являлся специалистом по проблемам научной специальности диссертации Г.А. Амановой, которая со всей очевидностью соответствует специальности 10.01.03 – «Литература народов стран зарубежья» (корейская литература) .

 [1] Троцевич А.Ф. История корейской традиционной литературы (до ХХ в.). Учебное пособие. СПб: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2004. С. 20.
[2] Там же.
[3] Концевич Л.Р. Корейская поэтика. С. 352.
[4] Пхунъё (풍요) // 우리민족문화대백과사전. URL: encykorea.aks.ac.kr/Contents/Item/E0060423 (дата обращения 07.11.2022)
[5] Там же.
[6] www.booksite.ru/fulltext/1/001/008/109/489.htm
[7]조선 문학통사. 2권. 평양, 1959. (Общая история корейской литературы: В 2т. Пхеньян, 1959.)
[8] Текстология // Википедия. URL: ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A2%D0%B5%D0%BA...BE%D0%B3%D0%B8%D1%8F (дата обращения 07.11.2022)